Слово конфуция переломов

Слово конфуция переломов thumbnail

Конфуций

Уроки мудрости

© Издательство «Фолио», текст на русском языке, 1998

© Блюменкранц М. А., составление, вступительная статья, комментарии, 1998

© ООО «Издательство «Эксмо», 2014

* * *

Конфуций: вчера и сегодня

Немецкий философ Карл Ясперс выделял в истории человечества особый период, так называемое осевое время. По мысли Ясперса именно тогда, между VIII и II вв. до н. э., были заложены основы современной цивилизации. Одновременно и независимо друг от друга в различных культурных регионах происходит качественный сдвиг в духовном развитии человечества, зарождается принципиально новое мировосприятие. Провозвестниками нового отношения к миру явились иудейские пророки в Палестине, Заратустра в Персии, первые философы в Греции, Будда и Махавира в Индии, Лао-цзы и Конфуций в Китае.

Можно отвергать или принимать теорию «осевого времени» Ясперса, но бесспорно одно: в плеяде великих учителей человечества фигура Конфуция – одна из ключевых.

Человек, известный европейцам как Конфуций, или Кунцзы, родился в 551 г. до н. э. Знаменитый древнекитайский историк Сыма Цянь пишет об этом событии следующее: «Конфуций был рожден в селении Цзоу, волости Чанлин, княжества Лу. Его предка, уроженца Сун, звали Кун Фаншу. От Фаншу был рожден Бося, от Бося – Шулян Хэ. У Хэ от девушки из рода Янь, с которой он сошелся в поле, Конфуций и родился»[1].

Об отце Конфуция, Шулян Хэ, известно, что он принадлежал к сословию дай фу – аристократов, но самого низшего ранга, и обладал весьма скромным достатком. Сохранились предания, свидетельствующие о том, что он был храбрым воином и отличался незаурядной физической силой. Так, когда во время штурма столицы царства Баян часть луских войск была отрезана от основных сил, Шулян Хэ удерживал навесные ворота, которые обороняющиеся пытались опустить, до тех пор, пока луские солдаты не покинули крепость, грозившую стать для них западней.

На седьмом десятке, после долгой череды сражений, Шулян Хэ вернулся на родину в Цзоу. Однако мирная жизнь отважного воина была омрачена серьезной семейной проблемой. Восемь детей было у Шулян Хэ, но все девочки. Он же мечтал о наследнике и продолжателе рода. Когда же и девятый ребенок, которого принесла ему жена, опять оказался девочкой, потерявший надежду отец взял наложницу, родившую ему сына Бо Ни. И снова горькое разочарование: дитя появилось на свет хромоножкой. По обычаю же калекам нельзя было приносить жертвы усопшим предкам. О полноценном наследнике рода Хун нечего было и думать. И вот тогда прославленный воин сватается к младшей дочери знатной семьи Янь из города Цюйфу. Наконец рождается сын – долгожданный и законный наследник. Мальчику дают имя Цю и родовую фамилию Хун. По традиции, существовавшей в древнем Китае, он получил и прозвище Чжун Ни. Когда ребенку не исполнилось и двух лет, умирает его отец Шулян Хэ и мать оказывается одна с мальчиком среди враждебно настроенной женской родни покойного мужа. Об их материальном положении красноречиво говорит признание самого Конфуция: «В детстве я был беден, поэтому приходилось заниматься многими презираемыми делами»[2]. Вообще же о детских годах будущего великого учителя сохранилось крайне мало сведений. Интересным представляется сообщение все того же Сыма Цяня: «Будучи ребенком и играя, Кунцзы часто расставлял на [столике] подносы и чаши для жертвоприношений, воссоздавая ритуальные обряды»[3]. Эту раннюю увлеченность Конфуция ритуалом многие исследователи склонны объяснять влиянием матери на будущего патриарха знаменитых «китайских церемоний». Тем тяжелее был удар: юноше не исполнилось еще и семнадцати, когда внезапно скончалась его мать. Трудно сказать, что стало причиной столь ранней смерти, ведь Ян Чжи, матери Цю, было лишь чуть больше тридцати лет.

Вскоре после похорон матери случается инцидент, нанесший чувствительный удар по самолюбию молодого человека и оставивший болезненный след в его душе на всю жизнь. Эпизод этот словно символически предопределяет характер дальнейших взаимоотношений учителя Куна с власть предержащими.

Однажды Цзи Суныпи, возглавлявший один из наиболее могущественных родов царства Лу, пригласил на банкет лусцев, принадлежащих к рангу ши. Так как его отец также принадлежал к этому рангу низшего аристократического слоя, Конфуций отправился в числе прочих на банкет. Однако у ворот усадьбы ему преградили путь и выпроводили с оскорбительными словами: «Семья Цзи дает банкет в честь ши, тебя же никто не звал». Это публичное унижение стало чувствительной раной для самолюбивого юноши, рано ощутившего свое особое призвание в мире. К слову сказать, даже внешним обликом Конфуций выделялся среди современников: во-первых, необычной формой головы – он родился с продавленным теменем, во-вторых, высоким ростом. Как отмечал Сыма Цянь: «Кун-цзы был высотой в девять чи и шесть цупей, все звали его верзилой, и он отличался от других»[4]. В принятой у нас системе измерений это примерно соответствует 1,91 м и является довольно внушительным ростом даже по современным европейским меркам.

В 19 лет Конфуций женится на девушке из семьи Ци, жившей в царстве Сун. Через год у них рождается сын. По случаю этого радостного события правитель Чжан-гун поздравляет Кун-цзы, посылая ему со слугой живого карпа. В знак признательности за оказанную ему правителем честь счастливый отец дает новорожденному имя Ли, что означает «карп», и впоследствии добавляет прозвище Бо Юй (юй – рыба, бо – старший из братьев). Однако с последним Конфуций несколько поторопился, так как сыновей у него больше не было.

Женившись, Конфуций поступает на службу в дом Цзи, где занимается, согласно Сыма Цяню, «измерениями и взвешиваниями». Вероятно, речь идет о работе в зернохранилищах. Затем он назначается смотрителем пастбищ.

В 28 лет Конфуций впервые принимает участие в торжественном жертвоприношении в главном храме царства Лу. Здесь происходит знаменательный эпизод. Конфуций, к тому времени уже прослывший человеком весьма образованным, только и делал, что спрашивал о значении каждой процедуры, чем вызвал недоуменный вопрос: «Кто сказал, что сын человека из Цзоу разбирается в ритуалах? Он расспрашивает буквально о каждой детали». Конфуций спокойно ответил: «В таком месте спрашивать о каждой детали и есть ритуал!». Вопрошание о сути каждого поступка или изречения станет одним из методов обучения учителем Куном своих учеников: «Если знаешь, то говори, что знаешь; а если не знаешь, то говори, что не знаешь»[5].

Примерно к этому же периоду жизни относится и обучение Конфуция музыке. Кун-цзы берет уроки игры на цине (семиструнной лютне) у одного из самых известных в то время музыкантов в Цюйфу Ши Сяна.

Читайте также:  Патогенез перелом костей черепа

Остались примечательные свидетельства Сыма Цяня об исключительной требовательности к себе новоявленного ученика: «Конфуций учился у Ши Сяна игре на цине. Прошло десять дней, а он все еще разучивал лишь начальные аккорды. Ши Сян-цзы сказал: „Можно разучивать другую песню, этой Вы уже овладели“. Конфуций ответил: „Я лишь освоил мелодию, но еще не овладел искусством исполнения“. Через некоторое время Ши Сян-цзы произнес: „Искусством исполнения Вы уже овладели, можно приступать к изучению новой песни“. Конфуций ответил: „Я еще не понял, в чем выразительность ее устремленности“. Прошло еще некоторое время, и Ши Сян-цзы произнес: „Вы уже овладели ее устремленностью, приступайте к разучиванию следующей песни“. Конфуций погрузился в глубокое размышление. Затем очнулся и, взглянув вдаль, радостно сказал: „Я представляю себе этого человека. У него смуглый лик, он высок ростом, взор его устремлен вдаль. Он подобен вану, взирающему на четыре стороны света. Кто кроме чжуского Вэньвана мог создать такую песню?“. Услышав такое, Ши Сян-цзы поднялся с циновки и дважды поклонился Конфуцию: „Мой учитель говорил, что песня эта первоначально называлась «Вэнь-ван цао“»[6].

Источник

Алексей Маслов

Конфуций за 30 минут

Конфуций и конфуцианство

Его называют Символом китайской нации и Учителем учителей. Наверняка, именно его образ придет на память любому при упоминании культуры и философии Китая. Ему возведены памятники во многих странах Восточной Азии, где, как считается, сложилась уникальная культурная общность – конфуцианский культурный регион, формировавшийся под влиянием идей Великого Учителя. Он превратился в «визитную карточку» Китая – обложки многих книг о Китае украшены изображениями великого наставника, он растиражирован на календарях, плакатах и рекламах. Культ Конфуция был объявлен императорским, правители совершали моления в храмах Конфуция, на его родине, в местечке Цюйфу, а в провинции Шаньдун возведен огромный храмовый комплекс, ныне превращенный в роскошный музей, куда съезжаются туристы из всех стран мира.

Сегодня во всём мире вряд ли найдется человек, не слышавший о конфуцианстве и его знаменитом основателе – Конфуции (551–479 гг. до н. э.), имя которого по-китайски звучит как Кун-цзы или Кун-фу-цзы (Мудрец Кун). В большинстве случаев Конфуций упоминается не под именем собственным, а под иероглифом «цзы» – «Учитель», выступая тем самым как фигура, скорее, знаковая, нежели как индивидуальный человек. Но читателю сразу становится ясно, что речь идёт о великом наставнике, который стал нравственным идеалом сотен миллионов людей. На высказывания Конфуция ссылаются философы, политики и учёные всего мира, а фразы из «Лунь юя» сегодня можно услышать даже от малограмотного китайского крестьянина.

Более того, все нравственное развитие китайцев всегда представлялось как изучение и воплощение наследия, завещанного Конфуцием: тем его бесед с учениками, наставлений правителям, стремлений к идеалу «благородного мужа».

В отличие от многих полулегендарных наставников Китая, например Лао-цзы и Хуан-ди, он является абсолютно реальным персонажем – персонажем вполне «живым», переживающим, нередко сомневающимся, плачущим и торжествующим, наставляющим и негодующим. Но во всем этом многообразии чувств и эмоций он удивительно целостен. «Мой Путь – все пронзать Единым», – говорит он своему ученику (XV, 4).[1]

Самый сложный вопрос – почему именно он стал Учителем учителей и превратился в символ Китая? Что он сказал или сделал такого, чего не удавалось никому ни до, ни после него? На первый взгляд, он вполне повседневен, и именно в этой повседневной житейской мудрости проступает его трансцендентное величие. Он не отстранен от мира чувств и эмоций, как буддист, не чудесен в своих историях, как Чжуан-цзы, не обладает сверхъестественными способностям, как даосские маги. Он – такой, как все. И все же он значительно более мистичен, чем десятки других духовных наставников Древнего Китая.

Понять его очень просто – он никогда не говорит о вещах трансцендентных, потаенных, мистических. С учениками и правителями, с аристократами и простолюдинами он в равной степени говорит просто и доступно. И поэтому в его речах даже сегодня любой человек может найти источник как житейских советов, так и духовных откровений.

Понять его нелегко. За кажущейся простотой скрывается такая глубина традиции, аллюзий и полунамеков, что не всякий китайский знаток сможет уловить эти тонкости.

Прочтение образа Конфуция зависит от того, на какой точке зрения мы изначально стоим – про Конфуция и традиционное конфуцианство сегодня известно столько, что весьма затруднительно подходить к этому образу непредвзято. Понимание самого Конфуция – как дословно-текстовое, так и постижение глубинной драмы его образа – зависит чаще всего от изначального подхода к его личности. Если мы допускаем, что в Древнем Китае существовала развитая «философия», то перед нами образ чрезвычайно педантичного, тщательного философа. Но стоит нам лишь допустить, что Конфуций являлся посвященным духовным наставником, соприкасающимся с самыми глубинными мистическими традициями Древнего Китая, то приходит иное понимание его образа. Перед нами предстает духовный учитель, перенявший древнейшие магические ритуалы и образы и ныне стремящийся при помощи этих знаний установить гармоничное правление в царствах на Центральной равнине Китая. Но он не только носитель этой духовной традиции – он ее десакрализатор. Он сообщает о ней открыто, позволяет записывать за собой и – самое главное – видит свою миссию в служении правителям и образовании людей, а не в уединенном отшельническом подвижничестве.

Конфуцианство считают величайшим китайским философским и духовным наследием, что отчасти верно. И все же суть конфуцианства лежит глубже, это даже не национальная идея – это национальная психология. И описывать ее функционирование следует скорее в терминах этнологии и этнопсихологии, нежели философии.

Существует несколько слоев конфуцианства. Есть официальная традиция восприятия конфуцианства, которая в основном навеяна неоконфуцианскими трактовками, развивавшимися в XI–XIII вв. Тогда же и было дано основное толкование всех ключевых терминов, которые использовали Конфуций и его великий последователь Мэн-цзы (III в. до н. э.) в своих проповедях: «ритуал» (ли), «человеколюбие» (жэнь), «справедливость» (и), «почитание старших» (сяо), «искренность» (синь), «преданность» (чжун) и многих других.

Несмотря на всю свою морально-этическую терминологию, происхождением которой мы обязаны в основном попыткам «преобразовать» китайские реалии в христианизированный лексикон Запада, конфуцианство, равно как и вся китайская традиция, не морально, оно – прагматично. Именно это и составляет ядро китайской цивилизации, и это открывается и в политической культуре, и поведенческих стереотипах, и в особенностях мышления.

Конфуцианство, в отличие от индивидуального учения самого Конфуция, не целостное учение, не стройная система взглядов, представлений, политических доктрин и морально-этических установок. Это политическая идея, объединяющая Китай. Это и абсолютный слепок национального характера китайской нации. Зачастую в китайской экзегетике представляется, что конфуцианство повлияло на весь облик современного Китая, на психологию и поведение всего населения Поднебесной, начиная от императора и заканчивая простолюдином. Но кажется, в реальности дело обстояло абсолютно противоположным образом: конфуцианство само явилось лишь слепком с уже сложившегося стереотипа поведения и мышления. И здесь оно удивительным образом из «матрицы идеального китайца» и благородного мужа превращается лишь в констатацию уже существующего стереотипа.

Читайте также:  Начало перелома 6 букв сканворд

Конфуцианство – гносеологическая абстракция, абсолютный объем, который может быть наполнен практически любым содержанием. Нередко китаец, как бы сканируя свои мысли, стереотипы и особенности поведения, говорит: «Вот это и есть конфуцианство». Итак, конфуцианство – не то, что должно быть, а то, что уже сложилось, уже живет и развивается. Оно не корректирует поведение, а оправдывает его. Так выглядит некая великая символическая идея, вмещающая все что угодно.

Символизм «слова Конфуциева» прослеживается практически во всех высказываниях Учителя. Следует заметить, что еще никем не доказано, что записи слов Учителя велись с ходу, т. е. записывались в момент его наставлений или вскоре после этого. Возможно, это воспоминания, впечатления, записанные (и, разумеется, додуманные) через весьма продолжительный период времени. И писали уже не столько слова Конфуция или о Конфуции, сколько в анналы вносились слова Идеального Учителя, который становился символом наставничества и правильного поведения в соответствии с ритуалом.

Стало привычным именовать Конфуция «величайшим мудрецом», но в действительности очень сложно объяснить, почему история выделила именно его из созвездия блестящих философов и значительно более удачливых администраторов, которые жили на одном временном отрезке с ним. Кажется, в отличие от многих своих современников, Конфуций оказался как раз не возвышен, а максимально приземлен, практичен, он рассуждал о вещах «посюсторонних», удивительным образом сводя всякое священное ритуальное начало к каждодневной деятельности, например об урожае, о болезнях, о приеме пищи, о правильном сне.

Источник

К огда я только начинала читать данную научную…

К огда я только начинала читать данную научную работу, у меня и мысли не было, что меня настолько затянет тема конфуцианства и его влияния как на конфуцианский культурный регион, так и на отдельно взятые страны (даже на Россию в какой-то мере). После прочтения я осталась в полном восторге, и этому способствовали не только само учение Конфуция и его преемников, оценка влияния конфуцианства, а ещё и тот факт, как это было изложено знаменитым советским китаеведом Леонардом Сергеевичем Переломовым. Да этого момента я мало что знала о конфуцианстве, если только про какие-то отдельные моменты (уважение старших, истории); об остальном я даже не имела понятия. Книга помогла понять, какую роль конфуцианство сыграло в развитии Китая, Сингапура, Японии, Кореи, Тайваня; я даже не могла представить, что конфуцианство такое всеобъемлющее учение о жизни, системе управления и моральных ценностях. И мне кажется, что Переломов отлично справился, рассказывая об истории конфуцианства, смешивая с оценкой влияния, истории в других странах (не только Китая), связывая с развитием России и так далее.

О чём эта книга?

Прежде всего стоит сказать, из чего, собственно, состоит книга, и с чем придётся познакомиться массовому читателю (стоит учитывать то, что это рассчитано на массового читателя, как это и сказано в описании самой книги; но даже поверхностное знание о данном учении полезно, но здесь даже выше поверхностного). Книга поделена на:

§ Начинается с главы «Об авторе», где подробнее останавливаются о жизни, становлении автора — Леонарда Переломова. Его ещё даже называли «московским Конфуцием», что неудивительно, учитывая то, какой вклад он внёс в понимание конфуцианства в России.

§ Раздел I «Конфуцианство — творец китайской цивилизации», который поделен ещё на 6 параграфов (глав). В этом разделе рассказывают о жизни Конфуция, которая была весьма интересна. Основы его учения (его взгляды) были, по мнению автора, заложены ещё в детстве — благодаря его матери, которая рассказывала о подвигах отца, передавала семейные истории, традиции, верования. Интересно и в том плане, что он на протяжении всей осознанной жизни пытался претворить в жизнь свои концепции и свои основные учения. Для него это было очень важно — попытаться показать какому-то правителю то, что он преподает, например, своим ученикам. Он занимал различные должности, даже весьма престижные — например, возглавлял однажды судебное ведомство. Пример Конфуция и его жизни может даже вдохновлять, особенно его учения. Он может забыть о еде, о достатке, о печали, об одежде; много не говорил, всегда по теме и по сути; он допытывался до правды, узнавал о мелочах; но в то же время был вежлив, скромен, учтив и почтителен. Вот какие оценки были приведены в этом разделе. У него есть 4 «магистральные темы» в его учении и преподавании: вэнь (письменные памятники; Конфуций создал так называй культ древности), чжун (преданность учению), синь (правдивость), син (действия в жизни). Особое место у него занимают такие понятия, как сыновняя почтительность (сяо), де (добродетель), жэнь (человеколюбие), хэ (единство), хаос (луань) и некоторые другие. Эти понятия пронизывают все его учение, которое, хоть по-разному впоследствии интерпретировалось различными чиновниками, правителями, политиками, экономистами, успешно использовалось в различных сферах общества и государства. Особенно сыновняя почтительность.

Затем в этом же разделе представляется перевод «Бесед и суждений Конфуция» («Лунь Юй»), который является каноническим историческим памятником в политической, философской, этической культуре Китая. Помимо собственного перевода Переломов вставляет комментарии, где указываются примеры переводов как отечественных интерпретаторов и ученых, так и зарубежных, так как в таком плане проще оценивать то, как различные люди в разное время оценивали те или иные суждения Конфуция, как это в итоге воспринималось и трактовалось. Кроме этого, в комментариях есть моменты, где Переломов объясняет сложные и противоречивые моменты. Стоит учитывать то, что это был перевод с древнекитайского языка, где правила были совершенно иные. Да и тот факт, что сама книга не составлена Конфуцием, а составлена именно его учениками на основе его суждений и суждений его учеников, тоже осложнял процесс перевода и понимания для многих исследователей. Вот такие моменты и объяснял автор данной книги, чтобы читателю было яснее, проще понять смысл каких-то суждений. Ведь они могут быть двусмысленными, благодаря чему впоследствии неправильно цитировались какие-то моменты. Можно сказать, что вся эта часть афоризматична, я могла бы вставить чуть ли не все суждения, потому что многие из них отражают тот или иной период истории Китая, общества, нашей жизни в целом. Приведу несколько из них:

«Учиться и своевременно претворять в жизнь — разве не в этом радость?» (I, 1)
«Сыновняя почтительность и любовь к старшим братьям — это и есть корень человеколюбия». (I, 2)
«Не печалься, если люди не знают тебя. Печалься, что сам не знаешь людей». (I, 16)
«В древности словами не бросались, боясь, что не смогут претворить их». (IV, 22)
«Народ можно принудить делать это, но нельзя принудить осознать, ради чего это». (VIII, 9)
«Будь примером для тех, кто служит, прощай мелкие промахи, выдвигай талантливых». (XIII, 2)
«Не печалься, если люди не знают тебя. Печалься, что ещё не проявил свои способности». (XIV, 30).
«Не задумываясь о том, что ждет в будущем, человек обрекает себя на скорые неудачи» (XV, 12).

Следующий пункт этого раздела посвящен осмыслению его суждений из этого трактата, объяснению его учений. Здесь пункт сделан из трех составляющих: учение о человеке, об обществе и о государстве. Я не буду останавливаться на каждом из них, но скажу вкратце так: нужно следить за ли (Правилами), за их праведным соблюдением; человеколюбие очень важно (гуманное правление); выдвигается концепция цзюнь цзы (благородного мужа) — концепция идеального человека, его критерии, обязанности; две социальные утопии общества — сяокан (что сейчас китайское государство планирует создать) и датун; выдвигаются основные принципы взаимоотношения общества и природы (внимание, именно здесь говорится об охране Природы, так как у них не действовала западная концепция «Человек — царь природы»); о среднем слое населения; выделения трёх типов государства; важные критерии для чиновников, их обязанности; воспитание народа и его доверие и так далее. Весьма интересный пункт, так как он суммирует и в понятной форме объясняет важнейшие учения Конфуция, которые выполняются и по сей день, хоть и в измененной форме.

Читайте также:  Описание первой помощи при переломе

И последний пункт в этом разделе — о главном идейном противнике Конфуция — Шан Яне (основатель легизма, основного течения, который больше всего «конфликтовал» с учением Конфуция и его будущих ответвлений). Примат закона, все равны, концепция равных возможностей. Казалось бы, идеально, но, когда вчитываешься в объяснения легизма, то понимаешь, что не все так просто. Именно он, по мнению Переломова, впервые создал деспотическую модель государства. Представлены экономическая и политическая программы.

§ Раздел II «Конфуцианство — официальная идеология императорского Китая…». В этом разделе представлена история всего периода императорского Китая (например, период Хань, Сун и так далее), как видоизменялись учения, концепции, какие были последователи Конфуция (например, появление неоконфуцианства благодаря Чжоу Дуньи); интерпретация и комментарии Чжу Си, которые впоследствии использовались для понимания суждений Конфуция. Читая данный раздел, я иногда даже поражалась тому, какую роль всё же сыграло данное учение. Казалось бы, всего лишь идеология, которая местами называлась религией (Переломов отходит от концепции религии, так как у конфуцианства не было церквей и священнослужителей), но узнавая краткую историю Китая, понимаешь, что всё было намного глубже, сильнее и важнее, чем может показаться на первый взгляд. Несмотря на сложность некоторых понятий, сложность имён, многое запоминается, так как автор умело апеллирует фактами и примерами, понятиями и объяснениями к ним (для меня всегда была путаница в эпохах и царствах Китая).

§ Раздел III «Судьба конфуцианства в современном Китае». Здесь освещаются эпохи Мао Цзэдуна, Дэна Саопина, кампании «критики Линя Бао и Конфуция» (культурная революция), практики применения концепций Конфуция уже в XX веке (попытка создания сяокана на раннем этапе), курс на модернизацию Сяопина в соответствии с постулатами Учителя на примере успеха Сингапура.

§ Раздел IV «Конфуцианство и некоторые его аспекты в диалоге цивилизаций». Здесь есть пункты о политической культуре Китая, учения в России (с какого времени стали узнавать и говорить о Конфуции, какие есть интерпретации, неловкие моменты при цитировании тех или иных суждений и афоризмов Конфуция). О новом виде «конфуцианского капитализма», который активно используется в постиндустриальных странах. Акцент на человека и его способности, коллективизм, праведную выгоду, главенство клановой системы. Есть и момент, связанный с Ираном, где сравниваются культурные опыты двух древнейших цивилизаций (на основе работы его жены, признанного исследователя Ирана и ученого, — В. Б. Кляшториной). Кроме того, приводятся примеры развитых, развивающихся стран, где используются концепции Конфуция, показывают, как они способствуют развитию страны. Ну и, конечно, заключение.

Выводы:

П рочитав книгу, незнающий человек может подумать о том, что у столь древней цивилизации должен быть какой-то персонаж, который сыграет важную роль в ее истории. Таким персонажем стал Конфуций, который заложил основы во многие сферы общества и государства культурного региона, в частности, Китая. Многие концепции используются и по сей день (культ знаний, истории, древности, традиций), которые успешно интегрированы в социальную политику, внешнюю политику, внутреннюю политику, экономику. Книга дает понимание того, как Китай стал столь мощно и быстро развиваться, понимание того, насколько сильно конфуцианство повлияло на многие страны и продолжает влиять в силу того, что Китай становится той державой, чью историю начинают пристально изучать из-за ее быстрого развития и скачка, способности преодоления кризисов. Естественно, у всего есть минусы, о чем достаточно емко говорил ещё Шан Ян в своем учении. Важно уметь правильно использовать то, что было давно заложено, правильно модернизировать под настоящие условия мира, страну, степень развития, чтобы увидеть какой-то результат. Переломов проделал огромную работу, представив эту книгу для массового читателя, где описываются важные моменты в истории Китая. У вас возникают вопросы (напри мер, о легизме, о критике)? Автор все объяснит — это и радует в этом издании. Я советую эту книгу всем, но подходить к чтению надо с желанием, с пониманием. Здесь есть масса сложных моментов (нужно остановиться и понять), но после осознания — становится даже приятно. Конфуцианство — отдельный пласт в философии, политике, который, как по мне, хотя бы поверхностно надо знать.

Источник