Русская семья в водовороте великого перелома

Впечатлением о поездке на ленинградском трамвае Ольга Александровна Толстая-Воейкова, дочь сызранского помещика Александра Толстого и жена промышленника Дмитрия Воейкова, поделилась в письме с жившей в Харбине дочерью Екатериной. В числе других это письмо украсило собой книгу “Когда жизнь так дешево стоит. Письма О.А. Толстой-Воейковой 1931-33 гг”., подготовленную к печати профессором славистики Сорбонны Вероникой Жобер, правнучкой Толстой-Воейковой.

На презентации книги в Российском государственном архиве литературы и искусств госпожа Жобер говорила о том, что не вычеркнула из текстов ни одного слова – потому что у каждого слова в них – особая ценность. И это действительно так: подобных подлинных документов времени до нас дошли единицы.

Ольга Александровна писала из Ленинграда в 20-30-е порой по нескольку писем в день – в Маньчжурию, в Москву, в Симбирск, на Кавказ – всюду, куда время разбросало ее шестерых детей. Все они, русские столбовые дворяне, учились, работали, участвовали в парадах, увлекались радиоделом – словом, существовали в советской действительности. И всех их связывала друг с другом частой цепочкой семейной переписки мать, которой в конце 20-х уже было за 70. Больше всего писем шло в Харбин, Кате. В книгу вошла малая часть из сотен писем – многостраничных, с множеством деталей праздников и будней в стране большевиков, выписанная аккуратнейшим мелким почерком, документально точная и изысканная по стилю семейная хроника, предназначенная в том числе и для чтения в кругу эмигрантов, ждущих известий из России. И Ольга Александровна не жалела красок:

“Сижу в плену у местной грязи. Чтобы выйти из дому, надо калоши и чулки забрызгать почти до колен, именно по Смоленскому спуску, точно ловушка, сажень 15 без тротуара, косогора, изрытого ручьями, вроде того, что около забора вашего дома”.

“Мара (дочь Толстой-Воейковой. – А.В.) шьет усердно брюки радиолюбителю Юрку, но его бесконечно длинные ноги недолго терпят новизны костюма, сразу крыша и антенна, искры, плавки и брызги всяких corrosiv ов (разъедающих веществ) дают всему вид поношенного”.

Толстая-Воейкова знала свободно английский, французский, немецкий и итальянский – это для времени, в котором она росла, было нормой. В годы, когда нормой становился тотальный контроль, языки явились способом, с помощью которого люди в письмах сообщали друг другу именно то, что хотели сказать. И письма просто пестрят ироничными вставками на латинице, которые цензоры от лени ли, безграмотности ли в языках пропускали: “Ледяной ветер даже не согревался ярким солнцем. Всё виноваты пятна на солнце”. И дальше по-французски: “В чем только не виноваты эти пятна. Им приписываются и все человеческие и политические болезни. Мы живем под их влиянием”.

А вот еще – в доме празднуют Пасху, и Ольга Александровна делится впечатлениями с дочерью (уже по-английски): “знакомлюсь с нынешней внутренней жизнью людей, с диковинными новыми обычаями, со странным продвижением молодых некомпетентных администраторов, невежественных начальников, командующих людьми старыми и опытными…” Мудрость и прозорливость позволяют ей, человеку уходящей эпохи, трезво судить о наступающем новом времени, в котором ее детям и внукам предстоит существовать. Дожив до времен снабжения по карточкам, нерешаемого квартирного вопроса, выселений за 102-й километр и подобного этому Ольга Александровна никогда не жалуется, не вспоминает былое благополучие – но внутренне не может принять реалий нового мира.

Вероника Жобер выпускает уже вторую книгу писем Толстой-Воейковой. Первая, вышедшая несколько лет назад, называлась “Русская семья в водовороте великого перелома”. Фраза, ставшая названием этой книги, “Когда жизнь так дешево стоит…”, имеет окончание в письме начала 30-х “…об умерших меньше думают”. Ольга Александровна скончалась в 1936-м, не дожив до времен, когда ее дети пошли в лагеря, под расстрел, когда десятки тысяч “умерших” просто уходили в небытие. Толстые-Воейковы, во многом благодаря ее усилиям, в небытие не ушли.

Перебить старое – это действительно не так-то легко.