Перелом от средневековья к новому времени

На этой странице материал по темам:

• Почему каждый новый период истории короче предыдущего

• Основные границы европы в новое время

• Событие начало новейшего времени

• Схемы к истории нового времени

• Переход от средних веков к новому времени основные явления и события

Одна из важных тем, волнующих многих сегодня — как устроено наше восприятие истории. В «Марабу» придумали программу про Средние века, чтобы поговорить о том, как конструировалось понятие Средневековья, а на этом примере – как вообще строятся отношения с историей.

Существует несколько основных подходов к Средним векам.

Первый возник в 18-м веке, в эпоху Просвещения: просветители воевали с католической церковью и абсолютистским государством, с которым церковь была в тесной смычке, и рассказывать про Инквизицию, про сжигание ведьм. Создавались истории, чтобы показать, насколько репрессивной силой была церковь (католическая или протестантская, если говорить об Англии); как эта сила уничтожала все живое и светлое. Именно в эпоху Просвещения зародилась идея прогресса, идея нового времени, которая всегда отталкивается от того, что раньше было плохо, хорошо станет в будущем, а мы – носители хорошего. И в этом контексте Средневековье оказывается в позиции неизбежно плохого.

Скажем, «Трудно быть богом» (и Стругацких, и Германа) – наследует восприятие Средних веков именно как кошмарного времени насилия, грязи, жестокости и бездушия. Причем, у Германа даже больше, чем у Стругацких.

Надо сказать, этот подход не совсем исторически точен: основные зверства Инквизиции происходили в эпоху Реформации: начались религиозные войны, и католическая церковь, защищая себя, отрастила себе Инквизицию. К слову, есть альтернативная теория, что сами по себе крестьяне были не против посжигать ведьм, а Инквизиция лишь вводила это в некие законные рамки. Иными словами, образ «Средневековье какое-то» возник в соответствующее время и из соответствующих политических соображений. Как косвенное следствие такого подхода появился жанр готической литературы. Готика представала как нечто темное, мрачное, страшное, и современное «готичненько!» идет с тех времен, когда в Англии и Германии было написано несколько классических вещей, например, «Монах» Мэтью Грегори Льюиса, или «Мельмот Скиталец» Чарльза Мэтьюрина. Это и было первым восприятием Средних веков.

В 19-м веке во Франции происходит другая история. К этому моменту, в соответствии с первым подходом, Средние века считались темным и бессмысленным периодом человечества, в котором не было вообще ничего ценного, и вообще, лучше бы этого периода не было вовсе. Поэтому в 19 веке все, что осталось от Средних веков, стали уничтожать, а именно – сносить и застраивать. В том числе известный всем барон Осман, префект Парижа (мэр, говоря привычно) проводит масштабную перестройку Парижа, сносит полгорода и уже подбирается к острову Сите с Собором Парижской Богоматери, объясняя это антисанитарией средневековых улиц (узкие, канализации нет, света нет, разгул криминала и все, с этим связанное). Тогда Виктор Гюго разворачивает большую кампанию, доказывая, что Собор Парижской Богоматери — важная архитектурная ценность. Первый разговор о том, что на самом деле та же готическая архитектура есть та высокая ценность, которую надо сохранять, а не разрушать, стал одним из наиболее драматичных моментов в истории по отношению к Средним векам. И, как мы знаем, Нотр-Дам стоит до сих пор.

Итак, 19 век, выросший из века разума, века 18-го, начинает обесценивать предыдущий опыт и, таким образом, идеализировать Средние века. Это было время торжества буржуазии, торжества прагматизма и денег, которому Средневековье противопоставляется как время духовных, магических ценностей, как некое волшебное время. Противопоставление было очевидно, но разные люди по-разному играли в эту игру: кто-то играл в мистическую историю, кто-то – в сказку. Именно тогда мода на алхимию достигает пика, именно в 19-м веке появляется множество волшебных книг о готике именно с алхимической точки зрения, о готической архитектуре и в целом, о Средних веках.

В этом смысле противопоставление Средневековья последующей эпохе, как времени, когда люди находились в гармонии с божественным, ощущали присутствие бога (или, наоборот, магии) в своей жизни, оказалось более, скажем, позитивным.

Естественным наследием этого подхода стало бесконечное количество фэнтези про фей, драконов и всего остального. Не столько эпосы всем известного Джона Толкиена, который все-таки был исследователем и работал на территории кельтских мифов, сложным образом их христианизируя, а скорее подражатели Толкиена, которые погрузились в истории о Средних веках, как о волшебном прекрасном времени. Отсюда получилось то, что мы знаем с детства: Александр Дюма, Вальтер Скотт (для тех, кто был готов читать что-то посложнее). Их интерес к Средним векам возник в 19 веке, когда это темное время уже рисуется гораздо более позитивно, чем во времена готической литературы. Хотя подчеркну, что действие «Трех мушкетеров» разворачивается позже, чем в классические Средние века, это уже зарождение Реформации.

И, наконец, третий подход к Средним векам возникает в 20 веке и исходит, в большей степени, от историков: появляется новое историческое направление, школа «Анналов», ученые этой школы ставили своей задачей понять, как на самом деле жили люди: изучали письменные источники, анализировали различные процессы. Таким образом они попытались восстановить, как действительно жили не только представители дворянства, но и крестьяне с простолюдинами. Это важный момент в истории 20 века – очередная попытка осмысления Средневековья, которая происходила в значительной степени во Франции, но и российские историки, скажем, Арон Гуревич, работали в рамках этой парадигмы.

Все эти три подхода к истории Средних веков можно проследить в современной поп-культуре: мрачное Средневековье Германа и Стругацких, сказочное средневековое фэнтези («Игры престолов» и тому подобное), реалистичное Средневековье, которое представлено, например, в книге Умберто Эко «Имя розы» или в «Лавре» Евгения Водолазкина. Это произведения, живущие в парадигме «давайте представим себе жизнь реальных людей, а не будем рассказывать друг-дружке страшные или наоборот прекрасные истории».

Собственно, об этих, сменяющих друг друга, подходах мы и будем говорить на нашей программе «Средневековье в Бургундии»: ужасно интересно разбирать, как они пересекаются и переплетаются, потому что это такая крупица нашего отношения к прошлому. И по такой же схеме нетрудно представить, как работает механика восприятия 90-х годов или все чего угодно.

Причины популярности средневековых «Игр престолов» во всем мире.

«Игра престолов», конечно, по жанру – волшебная сказка. Это далеко не классическое мрачное Средневековье, рассказывающее про бесконечное мракобесие, как принято думать. Классическое место действия готического Средневековья — это монастырь, в котором творится зло. В «Игре престолов» все это есть, но довольно мало: условно говоря, одна секта с безликими и одна сюжетная линия про другую тоталитарную секту Воробьев из организации “Вера в семерых”, которая почти захватила власть, но была потом массово уничтожена. А так, в целом, в “Игре престолов” летают прекрасные драконы и идет борьба за власть в классическом жанре «битва меча и шпаги» – такой Александр Дюма и Вальтер Скотт, но с драконами.

Почему этот формат сегодня так востребован? Ну, потому что, с одной стороны, нам, зрителям, предложили сказку о добре и зле. Во-вторых – ответ не в Средневековье, ответ в сегодняшнем дне. «Игра престолов» работает на той территории, которая всегда людям интересна – это территория насилия, секса и власти.

В современном мире на этой территории на современном материале играть сложно, все очень политически заряжено. А когда ты рассказываешь сказку, то находишься в сравнительной безопасности, независимо от того, каких политических взглядов придерживается зритель; он эту историю смотрит, и ему понятно, где хорошие, а где – плохие. Например, если взять американское общество, то когда люди смотрят “Карточный домик”, у них возникают разные идеи, иногда зритель чувствует, что “своих оклеветали”; а если ты не из Америки – то вообще не очень понимаешь, про что это кино, тебе нет дела до этих проблем. С “Игрой престолов” неважно, республиканец ты или демократ, никакой вражды. Тебе просто рассказывают про то, что ты любишь.

Существуют ли ли отголоски мрачного Средневековья в наши дни?

Фразу про мрачные средневековые отголоски современности произносили всегда – не только, сколько я себя помню, а сколько мы все живем. Мы также мы живем во времена Древнего Рима, а если мы в хорошем настроении – то в Эпоху Возрождения.

Но именно потому, что Средневековье есть универсальное зеркало, в котором мы видим себя, но не видим само Средневековье, оно очень далеко.

Самую модную теорию о том, что мы живем в Средневековье, придумал 50 лет назад Маршаллом Маклюэн, называется она «глобальная деревня». Суть ее в том, что с появлением радио и телевидения люди оказались в пространстве единых слухов, как жители одной деревни. А с появлением Интернета мы покинули область письменного слова и вступили в область слова устного. Интернет в значительной степени еще остается письменным, несмотря на значительное влияние Youtube и всего остального, но скорость обмена информацией уже такова, что можно его считать устным. То есть, степень недостоверности распространяемой информации – на уровне распространения слухов в деревне, а не на том, который предполагает классическое влияние СМИ. Вот это чаще всего имеют в виду, когда сравнивают наше время со Средневековьем.

При этом, в Средние века зародилось образование, чтение, ремесленничество, профсоюзы и многие другие вещи, благами которых мы все сейчас пользуемся, но не это отражается в книгах и фильмах о Средневековье, нам больше показывают массовое отрубание голов на площади, сдирание с человека живьем кожи – это как раз из сферы легенд о том, что все Средневековье было мрачное и жестокое.

И мне кажется, что мы все-таки не живем в мире, где такое происходит, поэтому и мысль о том, что наши нравы близки к средневековым, не совсем объективна. Да, есть страны, где такое практикуется, но эти страны немножко застряли в Средневековье и из него не вышли. А где-то есть людоеды. И в этом смысле, мы с удовольствием смотрим кино, именно потому, что мы не живем в Средневековье и оно от нас очень далеко,оно приятно щекочет нервы.

Примеры жестокости и насилия ежедневно мы видим в реальной жизни и любим это обсуждать и смаковать подробности в тв и в прессе.

Конечно, нам хочется видеть, но нам не хочется оказаться внутри ужаса. Это ожидаемые параллели, когда мы смотрим новости про теракты, авиакатастрофы, сюжеты про жестокость и насилие – по своей бесчеловечности это напоминает нам Средневековье. Механизм такой же, как и в “Игре престолов” – люди совершают свои поступки не случайно: у них есть много своих причин, но при этом они делают медийный продукт, который хорошо продается, который хорошо смотрят и который дает необходимый охват и внимание. И вот этот механизм обратен Средневековью: Екатерина Медичи устраивает Варфоломееву ночь не потому что хочет красивую медийную картинку (как хотели ее террористы 11 сентября), а потому что хочет вырезать всех протестантов в Париже. Но в современности и результат получается иной, чем в Средневековье: тогда такую картинку восприняли бы с гораздо большим пониманием, а сегодня она порождает в европейских умах множество эмоций, в том числе – возмущение.

Мне кажется, следы Средневековья в сегодняшнем дне – не в том, что люди склонны к проявлению насилия и агрессии, а совсем в других вещах. Например, когда светская власть и власть религиозная начинают искать между собой тесного союза, – это, конечно, возврат к средневековой модели. При этом сторонники на эту ситуацию будут глядеть в рамках идеалистической модели Средневековья, а противники – наоборот, в формате мракобесного Средневековья, но сама модель восходит к Средним векам.

Другой пример связан с культурой слуха – недостоверной информацией, которая распространяется по миру моментально. Маршалл Маклюэн в одном из своих предсказаний о появлении интернета (это предсказание, в отличие от многих других, сбылось) отмечал: «Мир сегодня похож на непрерывно звучащий племенной барабан, он все время о чем-то сообщает нам». Здесь действительно вполне отчетливые следы Средневековья.

При этом, мы живем в обществе, которое Средневековьем создано: университет — это средневековый институт. В некоторых странах у университетов есть даже вполне средневекового типа автономия, да и само то, как устроено образование в университете, восходит к средневековым моделям.

Средневековая идея гильдии ремесленников тоже сегодня продолжает себя в разных формах, начиная от профсоюзов. Например, жёсткая специализация (врач, нотариус) классический тип средневековых гильдий, у которых есть своя этика, откуда могут выгнать.. Это пример не мифологического средневековья («давайте сделаем, как в Средние века, чтобы у нас светская власть и церковная были вместе, как когда-то»), а такие привычные вещи, которые никогда не прерывались. Когда люди в американскую юридическую контору поступают сначала стажерами, потом становятся младшими сотрудниками, затем – младшими партнерами, а если им повезло – то партнерами, это типичная средневековая система с подмастерьями и мастерами.

А, скажем, массовое увлечение всех и вся столярными и другими ремеслами, хлебопечением, кулинарией, открытием лавок и изготовлением чего-либо (от варенья и игрушек до мебели и одежды) – уже другая история, это как раз имитация Средневековья. В Средневековье никакой человек, который вчера работал в офисе, а сегодня решил стать столяром, не имел бы шансов, потому что это очень закрытый рынок. Это как если бы учитель решил стать юристом, не окончив юридической школы и не поработав на мелкой позиции. Это сегодня любой человек может сказать «я столяр, я прослушал курс на Youtube, сходил на столько-то воркшопов и теперь я мастер». Это совсем не Средневековье, это современный подход.

Я не хочу оценивать, хорошо или плохо то, что в нашей жизни работают средневековые механизмы или модели. Приведу мой любимый пример про то, что размер спутника земли определен размерами римской колесницы. Потому что, когда спутник конструировали, делали так, чтобы его можно было перевозить по железной дороге. А размер железной дороги связан с размером обычной железнодорожной колеи, ее размер связан с размером телеги, а размер телеги — это размер римской колесницы. Это не хорошо и не плохо, это так есть: мог бы быть другой размер спутника.Но устроилось так, и это прикольно: у нас остались готические храмы — это, очевидно, хорошо, а то, что работает система образования, система университетов, трансформировавшаяся, но во многом оставшаяся со Средних веков, — это любопытно. Без хорошо и плохо.

Не случайно тема «Страдающего Средневековья» оказалось такой популярной в наши дни. Средневековье – волшебное зеркало: мы в него смотримся, и нам приятно увидеть в нем себя с нашими сегодняшними проблемами и шутками. «Страдающее Средневековье» делает ровно то же самое, что много лет назад сделал Умберто Эко, и сравнительно недавно сделал сделал Евгений Водолазкин: они врисовали нас в Средневековье и тем самым приблизили нас к нему.

По большому счету, это ждет нас всех – через двести-триста лет про наше время тоже что-то сочинят, а еще через четыреста – совсем мифологизируют и превратят в фэнтези. Викторианская эпоха, например, уже почти полностью стала фэнтези.

И тут, конечно, есть пример, который я не могу не привести.Если мы будем говорить о закате Средневековья, то почти сразу вспомним текст, который до сих пор сохраняет не только популярность, но, я бы сказал, методологическую актуальность – «Декамерон» Бокаччо, история про людей, которые посреди враждебного мира запираются в доме, выпивают, едят и рассказывают друг другу истории. Для меня это хорошая модель того, чем мы занимаемся на наших взрослых программах «Марабу» https://marabou.club/medieval2018/ – и символично, что эта модель тоже родом из Средневековья. Поэтому мне кажется хорошей идеей собраться в замке XVI века, слушать про средневековые ереси и трансформацию христианства, обсуждать, осталось ли хоть что-нибудь от средневековой кухни и, возможно, пробовать это восстановить. Но при этом мы неизбежно будем ощущать этот зазор между нашим временем, тем далеким прошлым и нашим представлением об этом далеком прошлом, и, собственно, моя функция напоминать об этом зазоре, чтобы все, приехавшие на реконструкцию Средневековья в «Марабу» https://marabou.club/medieval2018/ были счастливы и довольны.

#средневековье #средниевека #играпрестолов #гедонизм #франция #бургундия