На переломе куприн главные герои
Краткое содержание Куприн На переломе (кадеты)
Прекрасно написанная повесть Куприна «На переломе (Кадеты)» оставляет более чем тяжёлое впечатление, рассказанное в безрадостном и печальном событии.
Мальчик по имени Миша Буланин, воспитанный в хорошей семье, добрый, воспитанный и очень ранимый, привыкший верить людям, попадает в кадетский корпус на учёбу. Где присутствуют суровые законы и дикие порядки. В этот момент и произошел тяжелый перелом в жизни Миши.
Из-за жесткого взаимоотношения с кадетами, мальчик превращается в отчаянного и безжалостного подростка. Младших воспитанников обижали старшие, учителя были со странностями, им было все равно чем заняты кадеты. Странно то, что после такого, они каким-то образом становились отличными офицерами армии. За провинности кадеты назывались: лишались отпуска, питания, сажались в карцер, а иногда их даже секли.
Миша Буланин часто ходил с синяками, так как его частенько поколачивали, часто оставался без еды, забросил учёбу. Ему всё это приходилось терпеть. Но всё это прекратилось, как только он огрубел и стал равноправным членом такого буйного общества.
Рассказ нас учит тому, что общество способно изменить людей, а иногда даже и сломать. В каждой ситуации нужно оставаться верным себе и не позволять себя унижать.
Можете использовать этот текст для читательского дневника
Собрание офицеров
Ромашов отправляется на собрание, где собираются обычно офицеры и знать. Там он встречает Раису, свою любовницу, и понимает, что ничего хорошего эта встреча ему не сулит. На собрании активно обсуждались поединки, и люди считали по-разному. Кому-то это казалось неправильным и ненужным, другим – наоборот. Однако, большая часть людей считала, что поединки, особенно с ранениями и смертью очень нужны, а без этого поединок теряет свой смысл.
Чтобы не объясняться с любовницей, Ромашов свои обязанности танцевального распределителя перепоручил другому офицеру. Хоть мероприятие было светским, но сквозь условности и жеманство проглядывала нищета провинции: все те же платья, те же фразы в разговорах.
Сейчас читают
Произведение В. Осеевой «Динка» повествует о жизни и приключениях восьмилетней девочки. События, описанные в повести, происходят спустя несколько лет после революции, свершившейся в 1905 году.
Произведение российской писательницы Крюковой Хрустальный ключ повествует об уникальной истории, случившейся с главной героиней Дашей. Она приезжает к своей бабушке на летние каникулы
Главный герой поэмы А. Блока «Соловьиный сад» – бедный рабочий, не видящий в своей жизни ничего , кроме тяжёлого труда, привыкший к своей безрадостной жизни. Всё его имущество составляют старый дом и осёл, верный спутник по жизни.
Автор приводит рассказ некоего монаха первой четверти 14 века, Адсона, записанный в сомнительной книге 17 века, которую обнаружили в 1968 году в Праге. В то время, в 1327 году папа Римский противостоял по нескольким направлениям
В произведении «Стажёры», созданном русскими писателями Аркадием и Борисом Стругацкими, повествуется о далёком будущем. В то время в обществе самой большой ценностью являлась жизнь и здоровье каждого представителя Земли.
Источник статьи: https://2minutki.ru/kratkie-soderzhaniya/kuprin/na-perelome-kadety-chitat-pereskaz
Другие пересказы и отзывы для читательского дневника
Содержание рассказа позволительно передать даже в нескольких предложениях: незамужняя женщина преклонного возраста проживает в дальнем тихом селе, в жилище, сооруженном еще ее родителем, великим живописцем
Паровая машина, которую сделали Мишка и Колька, взорвалась. Мишка обжег горячим паром руку. Мама нанесла ему на руку мазь, а потом выбросила в мусор паровую машину.
Военное время заставило многих голодать. Не стало это исключением и для мальчика по имени Коля, который от недостатка нормальной еды напоминал «исхудалого волчонка». Лишь однажды его угостили настоящим хлебом бойцы
Арган сидит за столом и проверяет счета аптекаря. Он зовет Туанетту, служанку. Она претворяется, что стукнулась головой. Арган ругает ее, говорит убрать счета со стола.
Пребывающий в доме престарелых 80-летний мужчина, листая записную книжку, вспоминает события минувших дней. История повествует об отношениях молодого парня Ноя и девушки из обеспеченной семьи Элли, проживающей в Северной Каролине.
Источник статьи: https://chitatelskij-dnevnik.ru/kratkoe-soderzhanie/kuprin/na-perelome-kadety
Объяснение с Раисой
Ромашов, увидев всю грязь и порочность Раисы, решает расстаться с дамой, а она старается заманить Георгия танцевать кадриль. Во время танца он чувствует к любовнице отвращение, а Раиса выказывает оскорбления в адрес Шурочки и ее проворовавшегося отца. В процессе оскорблений партнерша переходила на крик, а Георгий ничего не мог сделать от бессилья.
Дама утверждала, что принесла все в жертву ради него, а он саркастически улыбался, зная, что светское общество осведомлено о многочисленных романах Раисы. Подпоручик говорил ей, что их отношения закончились, но Раиса, угрожая, говорила ему, что Ромашов использовал ее в качестве самки, а сам засматривался на Шурочку.
На ее слова Георгий отвечал, что она его тоже использовала в своих целях, выставляя их связь напоказ, приковывая к себе внимание и интерес провинциального света, удовлетворяя этим свое мелкое тщеславие. Он говорил, что в их отношениях не было любви, это была лишь игра, и они просто тешили свое самолюбие. Георгий называл их роман «холодным, бесцельным, неизвиняемым развратом».
Раиса доиграла до конца комедию, напоследок наговорила Ромашову оскорблений и ушла в уборную. О ее порочных связях знал и ее муж, но супругу он любил и поэтому отплачивал подлостями по службе лишь ее любовникам.
Оставшись один, подпоручик задумался о смысле жизни, своем греховном падении; ему было тяжело и тоскливо, от осознания того, что его жизнь проходит без любви, культуры, музыки. Но его никто не понимал, и он был одинок.
О книге А. И. Куприна Кадеты На переломе
МАЛЬЧИКИ-КАДЕТЫ ЦАРСКОЙ РОССИИ
Блестяще написанная автобиографическая повесть Александра Куприна «На переломе (Кадеты)» оставила, между тем, весьма тягостное впечатление, так как в ней рассказано о событиях безрадостных и печальных. Мальчика, воспитанного в благополучной семье, очень доброго, домашнего, ранимого, привыкшего доверять людям, отдают на учёбу в кадетский корпус (военную гимназию) – суровое учебное заведение, где царят дикие порядки и законы. Вот тогда-то и происходит крутой перелом в его жизни. Под воздействием обстоятельств Миша Буланин постепенно превращается в злого, отчаянного, затравленного подростка, жизнь которого безжалостно изломана жестокими взаимоотношениями среди кадетов.
trounin.ru
Александр Куприн готовился к «Поединку». Для шага в сторону откровенного разговора с читателем осталось малое — дождаться первой войны России, на которой, отвыкшая от сражений страна, продемонстрирует неумелое управление человеческими ресурсами. Почему именно так получится? Виной тому сами люди, населявшие страну, плохо представлявшие, зачем они делают то, что делают. Армия начинала разваливаться с основ, то есть с ученических скамей. Куприн знает о чём говорит: он сам был кадетом, пропустив через себя всю важность образовательной системы, не воспитывавшей защитников отечества, а отравлявшей существование вступающим в жизнь. Пока ещё не случилось 1905 года, но обида за годы доставшихся унижений побудила Куприна написать повесть «На переломе», словно Александр знал, какой перелом свершился для него и каким переломом это вскоре грозит самой России.
С чего начинается жизнь для главного героя произведения? Он поступает в учебное учреждение и сразу сталкивается с грубостью: ему отрывают пуговицу. И кто отрывает? Не сверстник и не преподаватель, а переросток, которому по возрасту пора к выпуску готовиться, вместо чего он продолжает оставаться в одном и том же классе. Не раз главного героя в дальнейшем обидят, тем подготавливая к несправедливостям взрослой жизни. С подобным в человеческом обществе всегда проблема. То не стоит чрезмерного к нему внимания. Важно другое. Как относятся к ученикам преподаватели и руководство учебного учреждения.
Действительно. Как? Куприн показывает. Оказывается, будущие защитники страны сызмальства готовятся к невзгодам. Одно дело, когда бьют свои. Другое, когда своим ты совершенно безразличен. Настолько безразличен, что стоит сказать спасибо, если помнят о необходимости преподавать. Всем остальным главный герой вместе со сверстниками обделён: им форму выдали от учеников прежних курсов, без различия размера и удобности, да с прилагающимися к ней вшами. Кого Россия хотела получить из таких людей, чьё достоинство её не интересовало?
В остальном повесть «На переломе» показала будни учеников. Набивший руку на «Киевских типах», Куприн реализовал подобное и в стенах учебного учреждения. Перед читателем открылись существовавшие тогда типы курсантов. Стоит предполагать, что с тех пор ничего не изменилось: остались зазывалы, отчаянные, благородные, силачи, фискалы и прочие, пусть и под другими прозваниями. С этим ничего не поделаешь — люди разные, вместе с тем и схожие по ряду отличий. Их особенности не сказывались на общей ситуации.
Одного Россия не могла забыть — требовать от людей того, чего сама не хотела давать. В стране каждый уважал только себя и тех, кто выше его по чину, всех прочих предпочитая унижать. Если требовалось наказать за дерзость, наказание следовало незамедлительно. Это ломало людей: наносило памятные шрамы, напоминавшие об искалеченной душе. Тем повествование и закончится: Куприн покажет, насколько ожидания способны рассыпаться в прах из-за неспособности людей понять твои чувства.
Повесть «На переломе» принято считать автобиографическим произведением. Много позже её продолжит роман «Юнкера», написанный в более светлых оттенках. Куприн осознает, что хорошо требовать, когда есть от кого требовать, но остаётся сожалеть, ежели некогда чёрное, будь оно хоть худшим из возможного, окрасится в совершенно непроницаемый чёрный цвет, показав, как худшее из возможного являлось не настолько уж плохим. Только тогда окажется, каким прекрасным было твоё прошлое, каким несправедливым ты был к обстоятельствам.
Куприн всё равно оказался прав. Он дал представление о том, почему Россию начинало лихорадить. Читатель сам понял, почему от этой лихорадки царской России предстояло умереть.
Автор: Константин Трунин
Дополнительные метки: куприн на переломе критика, анализ, отзывы, рецензия, книга, Aleksandr Kuprin, analysis, review, book, content
Это тоже может вас заинтересовать: — Перечень критических статей на тему творчества Александра Куприна
Краткое содержание повести На переломе (кадеты) Куприн
Рассказ повествует читателю о мальчике по имени Миша Буланин, он вырос в хорошем доме, он воспитанный и доверчивый.
Однажды родители отправили Мишу в школу кадетов, там царят жестокие правила.
Мальчик сталкивается в этой школе с несправедливостью и жестокостью. Кадетов помладше унижали старшие воспитанники этой школы, они даже били их, заставляли их совершать какие-то дикие поступки. Больше всех доставалось слабым парням, которые не могли постоять за себя.
Преподаватели, зная о том, что творится в кадетской школе закрывали глаза на происходящее. Само руководство также применяло какие-то жестокие меры по отношению к кадетам, например могли наказать их за что-то и лишить еды или закрыть в карцере, а также и вовсе высечь розгами.
Поскольку Миша был очень добродушным по характеру мальчиком, то очень тяжело переживал пребывание в этой гимназии, он плакал, испытывал голод, перестал интересоваться учебой, он постоянно ходил с синяками. И когда мальчик повзрослел, то стал грубым и его приняли в общество сильных.
Также автор рассказывает о том, что все же, несмотря на всю жестокость и несправедливые вещи, которые царили в кадетском корпусе, выпускники этой школы все же стали отличными военными, которые готовы отдать долг.
Данное произведение учит читателя тому, что общество может совсем изменить людей, а возможно даже и сломать. Поэтому, чтобы этого не произошло, нужно уметь преподнести себя правильно и не дать себя унижать.
Содержание
Глава I.
Первые впечатления. — Старички. — Прочная пуговица. — Что такое маслянка. — Грузов. — Ночь.
Глава II.
Заря. — Умывалка. — Петух и его речь. — Учитель русского языка и его странности. — Четуха. — Одежда. — Цыпки.
Глава III.
Суббота. — Волшебный фонарь. — Бринкен торгуется. — Мена. — Покупка. — Козел. — Дальнейшая история фонаря. — Отпуск.
Глава IV.
Триумф Буланина. — Герои гимназии. — Пари. — Мальчишка-сапожник. — Честь. — Опять герои. — Фотография. — Уныние. — Несколько нежных сцен. — На шарап! — Куча мала! — Возмездие. — Попрошайки.
Глава V.
Нравственная характеристика. — Педагогика и собственный мир. — Имущество и живот. — Что значит дружиться и делиться. — Форсили. — Забывалы. — Отчаянные. — Триумвират. — Солидные. — Силачи.
Глава VI.
Фискалы. — Письмо Буланина. — Дядя Вася. — Его рассказы и пародии на них. — Блинчики дяди Васи. — Сысоев и Квадратулов. — Заговор. — Сысоева «накрывают». — Зубрилы. — Рыбаки. — Еще об угнетаемых. — Подлизы.
Глава VII.
Военные гимназии. — Кадетские корпуса. — Фиников. — «Иван Иваныч». — Труханов. — Рябков. — Дни рабства. — Катастрофа.
Источник
Александр Куприн
I
Первые впечатления. — Старички. — Прочная пуговица. — Что такое маслянка. — Грузов. — Ночь.
— Эй, как тебя!.. Новичок… как твоя фамилия?
Буланин даже и не подозревал, что этот окрик относится к нему — до того он был оглушен новыми впечатлениями. Он только что пришел из приемной комнаты, где его мать упрашивала какого-то высокого военного в бакенбардах быть поснисходительнее на первых порах к ее Мишеньке. «Уж вы, пожалуйста, с ним не по всей строгости, — говорила она, гладя в то же время бессознательно голову сына, — он у меня такой нежный… такой впечатлительный… он совсем на других мальчиков не похож». При этом у нее было такое жалкое, просящее, совсем непривычное для Буланина лицо, а высокий военный только кланялся и призвякивал шпорами. По-видимому, он торопился уйти, но, в силу давнишней привычки, продолжал выслушивать с равнодушным и вежливым терпением эти излияния материнской заботливости…
Две длинные рекреационные залы младшего возраста были полны народа. Новички робко жались вдоль стен и сидели на подоконниках, одетые в самые разнообразные костюмы: тут были желтые, голубые и красные косоворотки-рубашки, матросские курточки с золотыми якорями, высокие до колен чулки и сапожки с лаковыми отворотами, пояса широкие кожаные и узкие позументные. «Старички» в серых каламянковых блузах, подпоясанных ремнями, и таких же панталонах сразу бросались в глаза и своим однообразным костюмом и в особенности развязными манерами. Они ходили по двое и по трое по зале, обнявшись, заломив истрепанные кепи на затылок; некоторые перекликались через всю залу, иные с криком гонялись друг за другом. Густая пыль поднималась с натертого мастикой паркета. Можно было подумать, что вся эта топочащая, кричащая и свистящая толпа нарочно старалась кого-то ошеломить своей возней и гамом.
— Ты оглох, что ли? Как твоя фамилия, я тебя спрашиваю?
Буланин вздрогнул и поднял глаза. Перед ним, заложив руки в карманы панталон, стоял рослый воспитанник и рассматривал его сонным, скучающим взглядом.
— Моя фамилия Буланин, — ответил новичок.
— Очень рад. А у тебя гостинцы есть, Буланин?
— Нет…
— Это, братец, скверно, что у тебя нет гостинцев. Пойдешь в отпуск — принеси.
— Хорошо, я принесу.
— И со мной поделись… Ладно?..
— Хорошо, с удовольствием.
Но старичок не уходил. Он, по-видимому, скучал и искал развлечения. Внимание его привлекли большие металлические пуговицы, пришитые в два ряда на курточке Буланина.
— Ишь ты, какие пуговицы у тебя ловкие, — сказал он, трогая одну из них пальцем.
— О, это такие пуговицы… — суетливо обрадовался Буланин. — Их ни за что оторвать нельзя. Вот попробуй-ка!
Старичок захватил между своими двумя грязными пальцами пуговицу и начал вертеть ее. Но пуговица не поддавалась. Курточка шилась дома, шилась на рост, в расчете нарядить в нее Васеньку, когда Мишеньке она станет мала. А пуговицы пришивала сама мать двойной провощенной ниткой.
Воспитанник оставил пуговицу, поглядел на свои пальцы, где от нажима острых краев остались синие рубцы, и сказал:
— Крепкая пуговица!.. Эй, Базутка, — крикнул он пробегавшему мимо маленькому белокурому, розовому толстяку, — посмотри, какая у новичка пуговица здоровая!
Скоро вокруг Буланина, в углу между печкой и дверью, образовалась довольно густая толпа. Тотчас же установилась очередь. «Чур, я за Базуткой!» — крикнул чей-то голос, и тотчас же остальные загалдели: «А я за Миллером! А я за Утконосом! А я за тобой!» — и покамест один вертел пуговицу, другие уже протягивали руки и даже пощелкивали от нетерпения пальцами.
Но пуговица держалась по-прежнему крепко.
— Позовите Грузова! — сказал кто-то из толпы.
Тотчас же другие закричали: «Грузов! Грузов!» Двое побежали его разыскивать.
Пришел Грузов, малый лет пятнадцати, с желтым, испитым, арестантским лицом, сидевший в первых двух классах уже четыре года, — один из первых силачей возраста. Он, собственно, не шел, а влачился, не поднимая ног от земли и при каждом шаге падая туловищем то в одну, то в другую сторону, точно плыл или катился на коньках. При этом он поминутно сплевывал сквозь зубы с какой-то особенной кучерской лихостью. Расталкивая кучку плечом, он спросил сиплым басом:
— Что у вас тут, ребята?
Ему рассказали, в чем дело. Но, чувствуя себя героем минуты, он не торопился. Оглядев внимательно новичка с ног до головы, он буркнул:
— Фамилия?..
— Что? — спросил робко Буланин.
— Дурак, как твоя фамилия?
— Бу… Буланин…
— А почему же не Савраскин? Ишь ты, фамилия-то какая… лошадиная.
Кругом услужливо рассмеялись. Грузов продолжал:
— А ты, Буланка, пробовал когда-нибудь маслянки?
— Н… нет… не пробовал.
— Как? Ни разу не пробовал?
— Ни разу…
— Вот так штука! Хочешь, я тебя угощу?
И, не дожидаясь ответа Буланина, Грузов нагнул его голову вниз и очень больно и быстро ударил по ней сначала концом большого пальца, а потом дробно костяшками всех остальных, сжатых в кулак.
— Вот тебе маслянка, и другая, и третья!.. Ну что, Буланка, вкусно? Может быть, еще хочешь?
Старички радостно гоготали: «Уж этот Грузов! Отчаянный!.. Здорово новичка маслинками накормил».
Буланин тоже силился улыбнуться, хотя от трех маслянок ему было так больно, что невольно слезы выступили на глазах. Грузову объяснили, зачем его звали. Он самоуверенно взялся за пуговицу и стал ее с ожесточением крутить. Однако, несмотря на то, что он прилагал все бо́льшие и бо́льшие усилия, пуговица продолжала упорно держаться на своем месте. Тогда, из боязни уронить свой авторитет перед «малышами», весь красный от натуги, он уперся одной рукой в грудь Буланина, а другой изо всех сил рванул пуговицу к себе. Пуговица отлетела с мясом, но толчок был так быстр и внезапен, что Буланин сразу сел на пол. На этот раз никто не рассмеялся. Может быть, у каждого мелькнула в это мгновение мысль, что и он когда-то был новичком, в такой же курточке, сшитой дома любимыми руками.
Буланин поднялся на ноги. Как он ни старался удержаться, слезы все-таки же покатились из его глаз, и он, закрыв лицо руками, прижался к печке.
— Эх ты, рева-корова! — произнес Грузов презрительно, стукнул новичка ладонью по затылку, бросил ему пуговицу в лицо и ушел своей разгильдяйской походкой.
Скоро Буланин остался один. Он продолжал плакать. Кроме боли и незаслуженной обиды, какое-то странное, сложное чувство терзало его маленькое сердце, — чувство, похожее на то, как будто бы он сам только что совершил какой-то нехороший, непоправимый, глупый поступок. Но в этом чувстве он покамест разобраться не мог.
Страшно медленно, скучно и тяжело, точно длинный сон, тянулся для Буланина этот первый день гимназической жизни. Были минуты, когда ему начинало казаться, что не пять или шесть часов, а по крайней мере полмесяца прошло с того грустного момента, как он вместе с матерью взбирался по широким каменным ступеням парадного крыльца и с трепетом вступил в огромные стеклянные двери, на которых медь блестела с холодной и внушительной яркостью…
Одинокий, точно забытый всем светом, мальчик рассматривал окружавшую его казенную обстановку. Две длинные залы — рекреационная и чайная (они разделялись аркой) — были выкрашены снизу до высоты человеческого роста коричневой масляной краской, а выше — розовой известкой. По левую сторону рекреационной залы тянулись окна, полузаделанные решетками, а по правую — стеклянные двери, ведущие в классы; простенки между дверьми и окнами были заняты раскрашенными картинами из отечественной истории и рисунками разных зверей, а в дальнем углу лампада теплилась перед огромным образом св. Александра Невского, к которому вели три обитые красным сукном ступеньки. Вокруг стен чайной залы стояли черные столы и скамейки; их сдвигали в один общий стол к чаю и завтраку. По стенам тоже висели картины, изображавшие геройские подвиги русских воинов, но висели настолько высоко, что, даже ставши на стол, нельзя было рассмотреть, что под ними подписано… Вдоль обеих зал, как раз посреди их, висел длинный ряд опускных ламп с абажурами и медными шарами для противовеса…
Наскучив бродить вдоль этих бесконечно длинных зал, Буланин вышел на плац — большую квадратную лужайку, окруженную с двух сторон валом, а с двух других — сплошной стеной желтой акации. На плацу старички играли в лапту, другие ходили обнявшись, третьи с вала бросали камни в зеленый от тины пруд, лежавший глаголем шагах в пятидесяти за линией валов; к пруду гимназистам ходить не позволялось, и чтобы следить за этим — на валу во время прогулки торчал дежурный дядька.
Все эти впечатления резкими, неизгладимыми чертами запали в память Буланина. Сколько раз потом, за все семь лет гимназической жизни, видел он и эти коричневые с розовым стены, и плац с чахлой травой, вытоптанной многочисленными ногами, и длинные, узкие коридоры, и чугунную лестницу, — и так привык к ним, что они сделались как бы частью его самого… Но впечатления первого дня все-таки не умирали в его душе, и он всегда мог вызвать чрезвычайно живо перед своими глазами тогдашний вид всех этих предметов, — вид, совсем отличный от их настоящего вида, гораздо более яркий, свежий и как будто бы наивный.
Вечером Буланину, вместе с прочими новичками, дали в каменной кружке мутного сладкого чаю и половину французской булки. Но булка оказалась кислой на вкус, а чай отдавал рыбой. После чая дядька показал Буланину его кровать.
Спальня младшего возраста долго не могла угомониться. Старички в одних рубашках перебегали с кровати на кровать, слышался хохот, шум возни, звонкие удары ладонью по голому телу. Только через час стал затихать этот кавардак и умолк сердитый голос воспитателя, окликавшего шалунов по фамилиям.
Когда же шум совершенно прекратился, когда отовсюду послышалось глубокое дыхание спящих, прерываемое изредка сонным бредом, Буланину сделалось невыразимо тяжело. Все, что на время забылось им, что заволоклось новыми впечатлениями, — все это вдруг припомнилось ему с беспощадной ясностью: дом, сестры, брат, друг детских игр — кухаркин племянник Савка и, наконец, это дорогое, близкое лицо, которое сегодня в приемной казалось таким просящим. Тонкая, глубокая нежность и какая-то болезненная жалость к матери переполнили сердце Буланина. Ему припомнились все те случаи, когда он бывал с нею недостаточно нежен, непочтителен, порою даже груб. И ему представлялось, что если бы теперь, каким-нибудь волшебством, увиделся он с матерью, то он сумел бы собрать в своей душе такой запас любви, благодарности и ласки, что его хватило бы на многие и многие годы одиночества. В его разгоряченном, взволнованном и подавленном уме лицо матери представлялось таким бледным и болезненным, гимназия — таким неуютным и суровым местом, а он сам — таким несчастным, заброшенным мальчиком, что Буланин, прижавшись крепко ртом к подушке, заплакал жгучими, отчаянными слезами, от которых вздрагивала его узкая железная кровать, а в горле стоял какой-то сухой колючий клубок… Он вспомнил также сегодняшнюю историю с пуговицей и покраснел, несмотря на темноту. «Бедная мама! Как старательно пришивала она эти пуговицы, откусывая концы нитки зубами. С какою гордостью во время примерки любовалась она этой курточкой, обдергивая ее со всех сторон…» Буланин почувствовал, что он совершил сегодня утром против нее нехороший, низкий и трусливый поступок, когда предлагал старичкам оторвать пуговицу.
Он плакал до тех пор, пока сон не охватил его своими широкими объятиями… Но и во сне Буланин долго еще вздыхал прерывисто и глубоко, как вздыхают после слез очень маленькие дети. Впрочем, не он один в эту ночь плакал, спрятавшись лицом в подушку, при тусклом свете висячих ламп с контр-абажурами.
Источник