Год великого перелома кризис хлебозаготовок введение паспортной системы
7.11.1929. – В “Правде” опубликована статья Сталина “Год Великого перелома” с объявлением начала “сплошной коллективизации” в СССР.
“Великий перелом” крестьянского хребта
Создание коммун (разновидность их на селе – колхозы) – один из главных постулатов научного коммунизма. Общее владение средствами производства, имуществом – для предотвращения эксплуатации; уничтожение семьи – для прогрессивного общественного воспитания детей… Это утверждали еще классики марксизма.
После Октябрьского переворота и т.н. гражданской войны (точнее: оккупации России жидобольшевицким Интернационалом) наиболее консервативной и православной частью русского народа оставалось крестьянство. И его относительная самодостаточность безпокоила власть, стремившуюся к тотальному контролю за экономикой и населением. Поэтому курс на коллективизацию сельского хозяйства был задуман изначально ещеЛениным. Но форсирован лишь на XV съезде ВКП (б) (декабрь 1927) – с окончанием тактического отступления нэпа.
До тех пор коллективизация шла медленно, но с нарастающим темпом. По состоянию на 1 июля 1927 г., в стране насчитывалось лишь 14,8 тыс. коллективных хозяйств; в июле 1928 г. – 33,2 тыс., в 1929 г. – св. 57 тыс. Они объединяли 194,7 тыс., 416,7 тыс. и 1 007,7 тыс. индивидуальных хозяйств соответственно. Среди организационных форм коллективных хозяйств преобладали товарищества по совместной обработке земли (ТОЗы); имелись также сельхозартели и коммуны.
К 1929 г. доля бедняков в сельском населении СССР составляла 35 %, середняцких хозяйств – 60 %, зажиточных (так называемых “кулаков”) – 5 %. В то же время именно кулацкие хозяйства располагали значительной частью (15–20 %) средств производства, в том числе им принадлежало около трети сельскохозяйственных машин, и они вместе с середняками давали в годы нэпа более 80 % товарной сельхозпродукции. Усиление нажима на кулаков и середняков вело лишь к снижению поставок продовольствия в города. Так что коллективизация преследовала не экономические цели, а политические, которые укрепляли власть компартии над оккупированным народом.
Для обезпечения хлебозаготовок власти во многих районах СССР вернулись к принципу принудительной продразверстки. Подобные действия, однако, были осуждены в Резолюции пленума ЦК ВКП(б) от 10 июля 1928 г. “Политика хлебозаготовок в связи с общим хозяйственным положением”. Ряд советских руководителей (Н. И. Бухарин, А. И. Рыков, М. П. Томский) предлагали отказаться от «наступления на кулачество, вернуться к свободной продаже хлеба, подняв на него цены в 2–3 раза, а недостающий хлеб купить за границей». Это предложение было отвергнуто Сталиным.
7 ноября 1929 г. в газете “Правда” была опубликована статья Сталина “Год Великого перелома”, в которой 1929 г. был объявлен годом «коренного перелома в развитии нашего земледелия»: «Наличие материальной базы для того, чтобы заменить кулацкое производство, послужило основой поворота в нашей политике в деревне… Мы перешли в последнее время от политики ограничения эксплуататорских тенденций кулачества к политике ликвидации кулачества как класса». Эта статья признана большинством историков отправной точкой “сплошной коллективизации”.
Ноябрьский (1929) пленум ЦК ВКП (б) принял постановление “Об итогах и дальнейших задачах колхозного строительства”, в котором была поставлена задача в основном завершить коллективизацию к концу пятилетки (1932). Было принято решение направить в колхозы на постоянную работу 25 тыс. городских рабочих для «руководства созданными колхозами и совхозами» (фактически их число впоследствии выросло чуть ли не втрое, составив свыше 73 тыс.).
Руководство “сплошной коллективизацией” было поручено в декабре 1929 г. Наркомзему СССР под руководством Я. А. Яковлева (Эпштейна) – портрет справа. Районы и области соревновались между собой в том, кто быстрее получит больший процент коллективизации и т. п. Широко применялись различные репрессивные меры не только против кулаков, но и против середняков.
30 января 1930 г. было принято постановление ЦК ВКП (б) “О мерах по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации”, разделившее кулаков на три категории и допускавшее для первой, наиболее активно противодействовавшей коллективизации, не только выселение в Сибирь, но и расстрел. Дела таких кулаков передавались на рассмотрение “троек” в составе представителей ОГПУ, обкомов ВКП (б) и прокуратуры. Выселению в отдаленные места с конфискацией имущества подвергались и кулаки второй категории, и даже так называемые “подкулачники”, то есть середняки и бедняки, не поддерживающие колхозы. Выселенных на спецпоселение, как правило, бросали на произвол судьбы без всякой помощи, поэтому смертность у них, особенно детская, была очень высокой. (Кулаки, отнесенные к третьей категории, как правило, переселялись внутри области или края, то есть не направлялись на спецпоселение.)
Для проведения раскулачивания привлекались и такие “социально близкие бедняки” местные кадры, которые правильнее назвать сбродом, – уголовные преступники, лентяи, пьяницы, завистники, которые пользовались возможностью отомстить, пограбить, надругаться…
По официальным данным, всего в годы коллективизации было раскулачено 1,1 млн. крестьянских хозяйств – 5,5 млн. человек. В 1942 г. в беседе с Черчиллем Сталин оправдывал коллективизацию как «страшную борьбу». Черчилль поддакнул: «Я так и думал, что для вас она была тяжелой. Ведь вы имели дело не с несколькими десятками тысяч аристократов или крупных помещиков, а с миллионами маленьких людей». Сталин поправил его: «С десятью миллионами… Это было что-то страшное, это длилось четыре года… Но основная их часть была весьма непопулярна и была уничтожена самими батраками…» (Журнал “Октябрь”. М., 1988. № 11. С. 101.)
В марте 1930 г. достигнутый такими мерами уровень коллективизации был объявлен как 50 % по стране. Но очень много колхозов разваливались сразу же после создания, приводя к массовой гибели скота из–за эпидемий, холода и безкормицы на колхозных фермах. Нежелание вступать в колхозы также привело к массовому забою скота, укрыванию зерна, сокращению посевов. Поставки продовольствия в города катастрофически упали. Насильственные хлебозаготовки, сопровождавшиеся массовыми арестами и разорением хозяйств, привели к восстаниям, количество которых к концу 1929 г. исчислялось уже многими сотнями.
Согласно данным из различных источников, приводимым О. В. Хлевнюком (Хлевнюк О. В. Политбюро. Механизмы политической власти в 30-е годы. М., РОССПЭН, 1996. Гл. 1), в марте 1930 г. в целом в Белоруссии, Центрально–Черноземной области, в Нижнем и Среднем Поволжье, на Северном Кавказе, в Сибири, на Урале, в Ленинградской, Московской, Западной, Иваново–Вознесенской областях, в Крыму и Средней Азии было зарегистрировано 1642 массовых крестьянских выступления, в которых приняли участие не менее 750—800 тыс. человек. На Украине в это время волнениями было охвачено более тысячи населенных пунктов.
В марте 1930 г. Сталин публикует статью “Головокружение от успехов”, в которой осуждает нарушение принципа добровольности при вступлении в колхозы, делая вид, что “левые загибы” допускаются местными руководителями. Принимается постановление ЦК ВКП (б) “О борьбе с искривлениями партлинии в колхозном движении”. На места была направлена правительственная директива о смягчении курса в связи с угрозой «широкой волны повстанческих крестьянских выступлений» и уничтожения «половины низовых работников». Но эти “осуждения перегибов” были лишь пропагандной ширмой, за которой готовилось небывалое действие: принуждение в колхозы искусственным голодом на всех земледельческих территориях СССР.
Покорение голодом 1932–1933
Каре подлежали все земледельческие области страны, не выполнившие плана хлебопоставок (заведомо не выполнимого): Украина, Центрально-черноземный район, Кубань, Северный Кавказ, Поволжье, Казахстан. Украина наиболее пострадала от этого преступления как всегдашняя житница страны, как наиболее земледельческая территория (“кулаков”, т. е. зажиточных крестьян было больше и соответственно было большее сопротивление), и, очевидно, нашлись более рьяные местные исполнители. Например, секретарь ЦК КП(б)Украины Мендель Хатаевич откровенно заявил: «Між нашим режимом і селянством точиться нещадна війна. Це боротьба не на життя, а на смерть. Цей рік [1933] був роком перевірки нашої сили та їхньої витривалості. Потрібним був голод, щоб показати їм, хто тут господар. Це коштувало мільйони жертв, але колгоспна система залишиться тут навіки. Ми виграли війну».
Начали с того, что и у единоличников, и у колхозов отобрали весь хлеб, не оставив даже посевного фонда. Но этого показалось мало. В 1932 г. была принята цепь законодательных постановлений с садистской логикой развития.
7 августа 1932 г. принимается “закон о колосках”: хищение колхозного имущества, в том числе сбор колосков на уже убранных полях, наказывается 10 годами заключения без права на амнистию. (Основная цель этого закона – уморить ограбленных крестьян голодом – приоткрывается из следующего сравнения: за хищение оружия с армейских складов в те же годы предусматривалось наказание… не ниже 3 лет). Колоски собирали тайно, ночью, но сытые оперотряды отрабатывали свой хлеб – и потек в лагеря поток десятилетников, в том числе крестьянских детей, арестованных за колоски.
23 сентября 1932 г. Совнарком и ЦК ВКПб публикует новое постановление: «Ряд местных организаций обращается в СНК и ЦК ВКПб за семенной ссудой для совхозов и колхозов… СНК и ЦК ВКПб постановляет: отклонить все предложения о выдаче семенной ссуды. Предупредить, что в текущем году ни совхозам, ни колхозам семенная ссуда выдаваться не будет ни для озимого, ни для ярового сева». То есть, партия сознательно шла на прекращение сева и на отсутствие урожая в следующем, 1933 г.
3 декабря 1932 г. во всех газетах публикуется постановление Совнаркома и ЦК ВКПб за подписью Молотова и Сталина, которое заканчивалось словами: «Предупредить колхозы, колхозников и единоличников, что в областях, краях и республиках, не выполнивших годового плана хлебозаготовок и не обезпечивших себя семенами для ярового сева, колхозная торговля хлебом допущена не будет, а также предупредить их о том, что торговля хлебом в этих областях, краях и республиках будет преследоваться как спекуляция».
С этого момента и торговля хлебом наказывалась заключением на 10 лет. На границах областей и городов были установлены контрольно-пропускные пункты, которые обыскивали едущих и конфисковывали хлеб. В деревнях была прекращена продажа всех продовольственных и потребительских товаров в кооперативных и государственных магазинах. Крестьяне стали бросать хозяйство и бежать в города. Но юридическая фантазия и гений Сталина работали дальше.
27 декабря 1932 г. решением ЦИК СССР вводится единая паспортная система, прикрепившая безпаспортных крестьян к месту жительства в деревне и к колхозам. Обреченные территории были оцеплены заградительными военными частями, ходили вооруженные патрули, проверялись документы на дорогах и на вокзалах. Кто не имел паспорта или письменного разрешения на выезд из села – тех возвращали назад. Если они еще были способны на то физически. Ежедневно на улицах подбирались трупы и сваливались кучами в ямах на кладбищах, где они засыпались известью.
В январе 1933 г. выходит новая директива ЦК ВКПб – применять закон от 7 августа (“семь восьмых”, как его прозвали) и к случаям использования фуража “не по назначению”. То есть – 10 лет лагеря за употребление в пищу кормовых культур – овса, свеклы и т.п.
Весной 1933 г. по всем областям рассылается секретная директива украинского ОГПУ: «Сов. секретно. Всем начоблотделов ОГПУ и облпрокурорам, копия – райотделам ОГПУ и райпрокурорам. Все дела по обвинению в людоедстве немедленно изъять из судов и из ведения Наркомюста и передать для закрытого рассмотрения коллегии ОГПУ».
Эта директива свидетельствует о том, что руководство знало о происходящем. Знало и продолжало чудовищное преступление. О сознательном уничтожении крестьян говорят и цифры экспорта хлеба за границу в те годы: в 1928 г. – 1 млн. центнеров, в 1929 г. – 13 млн. центнеров, в 1930 г. – 48,3 млн. центнеров, в 1931 г. (голод уже начался!) следует дальнейшее увеличение экспорта – 51,8 млн. центнеров, в 1932 г.– 18,1 млн. центнеров, в 1933 г. подчистили все, что смогли – 10,8 млн. центнеров…
Когда слухи о голоде проникли за границу, международные организации предложили советскому правительству свою помощь, но совнарком Литвинов заявил, что слухи о голоде в СССР – “фальшивка и контрреволюционная пропаганда”. В СССР были приглашены несколько видных западных писателей и политических деятелей, которым показали счастливую и сытную жизнь трудящихся при социализме. И “выдумки эмигрантской прессы” были опровергнуты.
В январе 1933 г. на Объединённом пленуме ЦК и ЦКК ВКП (б) была констатирована “ликвидация кулачества и победа социалистических отношений в деревне”. То есть, политическая цель коллективизации была достигнута: к 1938 г. было коллективизировано 93 % крестьянских хозяйств и 99,1 % посевной площади. А экономическая цена была следующей: поголовье всех видов скота было восстановлено на уровне 1928 г. только к началу 1960–х…
Медаль “План коллективизации сельского хозяйства”. Ленинградский монетный двор. 1963 г.
В заключение – несколько цитат из статьи М.В. Назарова “Покорение голодом” (К 50-летию массового истребления крестьян, “Посев”, 1983):
«… Около 10 миллионов наиболее трудолюбивых крестьян (“есть корова, лошадь – вот и кулак”) были сосланы на гибель в сибирскую тайгу и на Беломорканал, еще около 7 миллионов были истреблены без ссылки, в собственных домах – искусственно организованным голодом.
Цель этого преступления, разумеется, была не экономической. Каждому ясно, что этими мерами никак нельзя было поднять производство сельскохозяйственной продукции, а можно было лишь катастрофически снизить его. Партийных вождей волновало другое: необходимо было сломить упорное сопротивление крестьян, основной массы населения страны, “социалистическим преобразованиям”. Последствия этого преступления были более страшными для национального бытия России, чем татаро-монгольское нашествие: коммунисты разрушили складывавшийся веками, традиционный уклад жизни народа, питавший собой всю национальную культуру, уничтожили физически самих носителей народной культуры, хранителей национальных и религиозных традиций. Солженицын в “Архипелаге ГУЛаг” так назвал это бедствие: «Это была вторая гражданская война – теперь против крестьян. Это был Великий Перелом, да только не говорят – чего перелом? Русского хребта»…
После завершения “сплошной коллективизации”, в 1935 г., Сталин произнес слова, которые остались в памяти нашего народа: “Жить стало лучше, веселее, а это ведет к тому, что население стало размножаться гораздо быстрее, чем в старое время. Смертность стала меньше, рождаемость больше и чистого приросту получается несравненно больше”.
Проведенная перепись населения 1937 г. показала, однако, такую страшную картину потерь от коллективизации и голода, что была засекречена и объявлена “вредительской”, а ее руководители расстреляны. Были закрыты и журналы “Вестник статистики” и “Статистическое обозрение”, в которых раньше публиковались данные о смертности и рождаемости. Перепись 1939 г. уже была проведена так, как нужно было Сталину, чтобы подтвердить “веселую” жизнь.
Ломка крестьянского хребта достигла цели, поставленной партией. Коммунистам не так уж нужны были колхозы, им было нужно, чтобы сломленный крестьянин униженно пришел к партии за куском хлеба. Так возникла система нещадной эксплуатации крестьянства, когда его заставили почти безплатно работать в колхозе – на партию, а в оставшееся время, чтобы прожить и прокормить семью – на себя, на приусадебном участке, да еще платить с него налоги…»
Источник
3.1. Начало чрезвычайных мер в экономике.
• Кризис конца 1920-х гг. К середине 20-х гг. объективный ход социально-экономического развития, прежде всего индустриализация страны, остро поставил проблему подъема сельскохозяйственного производства и его реорганизации. Неэквивалентный обмен между деревней и городом в пользу последнего («ножницы цен»), а также политика ущемления в отношении «крепких» хозяйств ограничивали рост товарности крестьянских хозяйств, приводили к сокращению посевов и товарной части зерна, что вело к сокращению его экспорта. Низкий уровень дохода государства от хлебного вывоза ставил под вопрос успех индустриализации: в 1928 г. СССР смог ввезти лишь половину годового объема импорта оборудования дореволюционной России.
Аграрный кризис и срыв хлебозаготовок зимой 1927/28 г. окончательно убедили советское руководство в необходимости принятия срочных мер, вплоть до изменения экономической политики государства.
• Бухаринская альтернатива. Теоретически возможны были два пути выхода из кризиса: углубление НЭПа, отказ от двойственного отношения к товарным хозяйствам и его владельцам либо полная ликвидация частного сектора и введение государственного контроля над экономикой с применением внеэкономических, «чрезвычайных мер».
Н. И. Бухарин выступил против дисбаланса и нарушения пропорций между промышленностью и сельским хозяйством, против директивно-бюрократического планирования с его склонностью к организации «больших скачков». Бухарин считал, что в условиях НЭПа кооперирование через рынок будет включать все более широкие слои крестьян в систему экономических связей и тем самым обеспечивать их «врастание» в социализм. Этому должно было способствовать техническое перевооружение крестьянского труда, включая электрификацию сельского хозяйства.
Н. И. Бухарин и А. И. Рыков предлагали следующий путь выхода из хлебозаготовительного кризиса 1927/28 гг.:
– повышение закупочных цен (и даже ввоз хлеба),
– отказ от применения «чрезвычайных мер»,
– разумная система налогов на деревенские «верхи»,
– развертывание крупных коллективных хозяйств в зерновых районах, механизация сельского хозяйства.
Существуют различные мнения о возможности реализации планов Н. И. Бухарина, но очевидно, что этот путь требовал значительно большего времени и фактически противоречил планам форсированной индустриализации, что не соответствовало военно-политическим и экономическим целям советского руководства. Кроме того, он вел к ослаблению контроля партии и Советского государства над «капиталистическим» сектором экономики и не исключал дальнейшего идеологического «отступления» – еще более значительного, чем при переходе к НЭПу.
• Отказ от НЭПа. Сталинское руководство отвергло этот путь, расценив его как «уступку кулаку» и «проявление правого оппортунизма в партии». Начался окончательный поворот к ускоренному свертыванию НЭПа, прежде всего в наиболее важной системе экономических отношений – между городом и деревней. Государство стремилось к полному контролю над всем произведенным хлебом, а затем и к монополии на его производство. С 1928 г. началось систематическое использование внеэкономических, чрезвычайных мер, в их числе:
– конфискации хлебных излишков,
– запрещение купли-продажи хлеба, закрытие рынков, обыски,
– действия заградительных отрядов, преграждавших крестьянам дорогу к местам свободной продажи зерна.
Это лишь усугубило положение: осенью 1928 г. в стране были введены хлебные карточки.
3.2. Курс на сплошную коллективизацию. В конце 1929 г., на ноябрьском пленуме ЦК, была провозглашена задача проведения в зерновых районах «сплошной коллективизации» за год. 7 ноября
1929 г. появилась статья И. В. Сталина «Год великого перелома», в которой говорилось о коренном переломе в развитии земледелия от мелкого и отсталого к крупному и передовому и выходе из хлебного кризиса «благодаря росту колхозно-совхозного движения» (хотя к тому моменту лишь 6,9 % крестьянских хозяйств было объединено в колхозы). В связи с переходом к политике «большого скачка» фактически была отброшена идея коллективизации на основе добровольности и постепенности (положенная поначалу в основу первого пятилетнего плана) и был взят курс на сплошную насильственную коллективизацию, которая, как считают некоторые исследователи данной проблемы, включала в себя три главные цели:
– осуществление социалистических преобразований в деревне;
– обеспечение любой ценой импорта машин и оборудования, а также снабжения быстро растущих в ходе индустриализации городов;
– развитие системы принудительных работ из «спецпереселенцев» – высланных кулаков и членов их семей.
3.3. «Раскулачивание».
• Составной частью процесса коллективизации, его социальной основой и фактором ускорения стало «раскулачивание». В конце декабря 1929 г. Сталин объявил о переходе к политике «ликвидации кулачества как класса». Мероприятия по ликвидации кулацких хозяйств включали запрет на аренду земли и наем рабочей силы, меры по конфискации средств производства, хозяйственных построек, семенных запасов. Кулаками считались крестьяне, применявшие наемный труд и имевшие 2 коровы и 2 лошади (т. е. середняки по дореволюционным меркам). Репрессиям (от арестов до высылки) подверглись и так называемые подкулачники из середняков и бедняков, не одобрявшие коллективизацию.
• С конца 1929 г. до середины 1930 г. было раскулачено свыше 320 тыс. крестьянских хозяйств. За два года (1930–1931) в «спец-поселки» была выселена 381 тыс. семей. Бывшие кулаки высылались на Север, в Казахстан, в Сибирь, на Урал, Дальний Восток, Северный Кавказ. Всего к 1932 г. в «спецпоселках» находилось 1,4 млн (а по некоторым данным около 5 млн) бывших кулаков, подкулачников и членов их семей (без учета находившихся в лагерях и тюрьмах). Меньшая часть выселенных занималась сельским хозяйством, большая трудилась на строительстве, в лесной и добывающей промышленности в системе ГУЛАГа.
3.4. Изменение формы собственности. Этапы обобществления сельского хозяйства.
• 1928–1930 гг. Согласно первому пятилетнему плану намечалась коллективизация 20 % посевных площадей. Для регионов были определены свои планы коллективизации, постоянно корректировавшиеся в сторону увеличения. В ходе коллективизации по требованию Сталина главной задачей стало максимальное обобществление всех средств производства, скота и птицы. В результате деятельности местных активистов, партийцев, чекистов и присланных из города рабочих к весне 1930 г. в колхозы «записались» около % крестьянских хозяйств.
Насильственные методы вызвали недовольство крестьян. Произошли антиколхозные мятежи и восстания на Северном Кавказе, Средней и Нижней Волге и в других районах. Всего в 1929 г. имели место не менее 1,3 тыс. массовых крестьянских выступлений и совершено свыше 3 тыс. «террористических актов». С 1929 г. в республиках Средней Азии и Казахстане началась крестьянская война, которую удалось подавить лишь к осени 1931 г. В статье «Головокружение от успехов» (от 2 марта 1930 г.) Сталин был вынужден признать «перегибы на местах». В результате был разрешен выход из колхозов. К августу обобществленной осталась лишь Vs хозяйств.
• 1930–1932 гг. Но передышка имела лишь временный характер. С осени принуждение возобновилось. К 1932 г. была в основном завершена сплошная коллективизация, в колхозах состояло 62 % крестьянских хозяйств.
• 1933–1935 гг. К лету 1935 г. в колхозах страны оказалось 83,2 % крестьянских дворов (в 1937 г. – 93 %) и 94,1 % посевных площадей. Даже на Украине, несмотря на голод 1932–1933 гг. (а во многом благодаря ему), показатель коллективизации составил к 1935 г. 93 %.
3.5. Механизация сельского хозяйства сопровождала процессы обобществления на селе. Были созданы машинно-тракторные станции (МТС). В 1929–1930 гг. на работу в колхозы и МТС были направлены рабочие-двадцатипятитысячники (большинство – кадровые рабочие с трудовым стажем свыше 5 лет). В деревне появились сотни, а затем тысячи тракторов, но в целом уровень технической оснащенности колхозов оставался низким. Кроме того, за использование техники МТС с колхозов взималась плата в натуральном исчислении.
3.6. Результаты коллективизации.
• Была создана система экспроприации продукции сельского хозяйства. Колхозы, формально негосударственные хозяйства, сдавали хлеб по ценам в 10 раз ниже реальных. Государство и партийные органы определяли сроки и размеры посева и сбора зерна.
• Политика сплошной коллективизации привела к катастрофическим экономическим последствиям: за 1929–1932 гг. валовое производство зерна сократилось на 10 %, поголовье крупного рогатого скота и лошадей (по разным данным) – в 1,5–2 раза.
Разорение деревни привело к сильнейшему голоду 1932–1933 гг., охватившему примерно 25–30 млн человек (при этом за границу было вывезено 18 млн центнеров зерна для получения валюты на нужды индустриализации). Во время голода был принят закон «о трех колосках» (7 августа 1932 г.), предписывавший уголовное наказание за «кражу» незначительного количества колхозной продукции.
К середине 30-х гг. положение в аграрном секторе несколько стабилизировалось (в 1935 г. была отменена карточная система), хотя только в 50-е гг. производство зерна, мяса, молока приблизилось к уровню, на котором оно находилось в годы, предшествовавшие коллективизации. Низка была и производительность колхозного труда.
• Ухудшилось социальное и юридическое положение крестьян,
оставшихся в деревне. Крестьяне, составлявшие половину трудящихся, были лишены социальных прав. С введением паспортной системы в 1932 г. крестьянству паспорта не выдавались, и эта часть советских граждан становилась фактически лишенной свободы передвижения. Прикрепление к земле было окончательно оформлено запретом покидать колхозы без разрешения администрации (1937).
В результате раскулачивания, голода и оттока крестьян из деревни в города сократилась их численность, что сняло проблему аграрного перенаселения деревни.
В то же время после завершения обобществления основной части хозяйств для обеспечения колхозников, получавших крохи по заработанным «трудодням», было разрешено содержать приусадебные хозяйства, продукция которых продавалась на «колхозных рынках». Эти участки (4 % сельскохозяйственных площадей страны), на которых производительность труда была намного выше, к 1938 г. давали 70 % мяса и молока, 50 % овощей, 45 % шерсти, производимых в СССР.
Источник